Девять лет назад первую премию очень престижного варшавского Международного конкурса пианистов им. Фредерика Шопена получила россиянка Юлианна Авдеева. На каждом этапе состязания Юлианна играла безупречно. И мир музыки разделился на части: многие поставили победительницу в ряды лучших интерпретаторов произведений Шопена, немногие с ними не согласились. О конкурсе им. Шопена и самом композиторе мы и поговорили с Юлианной до и после концерта в зале «Зарядье», который состоялся 19 декабря. Концерт организован при сотрудничестве с Оркестром «Sinfonia Varsovia» и Институтом Адама Мицкевича в рамках международных культурных программ «Polska Music», «Poland 100» в честь 100-летия восстановления независимости Республики Польша.
Вы помните, когда первый раз сыграли Шопена? Какое произведение?
Предполагаю, что это скорее всего был один из ноктюрнов. И я помню свое первое восприятие от прослушивания музыки Шопена в записи. Это был ноктюрн си бемоль в исполнении Иосифа Гофмана. Мне было лет шесть-семь, но я помню, что передо мной открылся особенный, волшебный мир. Эту запись я очень люблю до сих пор и часто к ней возвращаюсь. И вообще, часто слушаю Шопена, например, в исполнении Альфреда Корто – все, что он играет. Очень близка мне его трактовка. Слушаю мазурки Горовица – это маленькие шедевры. У Рубинштейна люблю полонезы. С удовольствием слушаю записи Галины Черны-Стефаньской. Ее замечательные записи полонезов в том числе. И новые записи нынешних артистов с удовольствием слушаю.
А когда началось ваше углубленное погружение в Шопена? Ведь участие в конкурсе требовало солидного багажа и немалого опыта.
Очень осторожно, надо сказать. Когда сейчас смотрю назад, анализирую. Считается, что есть два композитора, для которых нужен какой-то определенный тип одаренности исполнителя – Моцарт и Шопен. Поэтому я к Шопену относилась с огромным уважением, это был идол такой. Обожала, но на расстоянии, без личных попыток приблизиться. Играла в музыкальной школе и баллады, и скерцо, и ноктюрны, и мазурки. Но желания играть много Шопена у меня не было. Оно пришло неожиданно и достаточно поздно, года в 23.
Всего за полтора года до конкурса?..
Очень близко к конкурсу. И если бы мне 12 лет назад сказали: «А ты будешь играть на конкурсе Шопена», я бы не поверила. Посмеялась бы и не поверила. Не могу сказать, что участие в конкурсе Шопена в Варшаве было моей мечтой или целью. Ничего подобного. Все достаточно спонтанно получилось. Профессора, с которыми я занималась, говорили, что у меня есть какое-то свое ощущение его музыки. Советовали: «Попробуй поиграть побольше». Вот я и поиграла побольше. Без таких отзывов я не пошла бы, наверное, на конкурс.
В финале конкурса вы играли концерт Шопена №1, его же исполнили в Зарядье. И наверняка по-другому. Переслушиваете свои записи?
Никогда не переслушиваю, мне не интересно. А может, боюсь. Ведь кажется, сейчас я могла бы уже как-то по-другому сыграть, скорее всего. Не обязательно, но мысли такие у меня есть. В Международном конкурсе пианистов им. Шопена 4 тура, на каждом – списки сочинений, которые надо обязательно играть. Возможность свободного выбора тоже оставалась. Я играла и ноктюрны, и этюды, скерцо №№ 3 и 4, полонез ля бемоль мажорный, сонаты можно было выбрать 2-ю или 3-ю. Я играла вторую, полонез-фантазия – тоже обязательное сочинение. Ну и концерт – в финале. Я играла первый.
А как сами относитесь к тому, что критики пишут о вашей манере играть Шопена?
Мне судить очень сложно. Я бы сказала, у меня есть конкретное видение Шопена как личности, основанное на том, что я о нем знаю, читала, видела в тех местах, где он сам бывал, например, в Вольдемоссе на Майорке. Естественно мое отношение крайне субъективно. Как и восприятие его музыки. Его стиль может интерпретироваться с разных углов…
Как и любого другого композитора.
Конечно, и Бетховена, и Баха тоже можно интерпретировать с разных сторон, приближаться к ним с разных полюсов, но все равно есть какой-то канон – ясность их музыки: как ее надо исполнять. С Шопеном не может быть правильно или неправильно. Он многогранный. И исполнение зависит от того, какие отношения складываются у интерпретатора и композитора. И в этом отличие Шопена от многих великих авторов. В других видах искусства – в литературе или живописи больше объективных критериев, но все равно каждый человек считывает что-то свое. А что брать за основу, оценивая, как музыканты играют Шопена? Стилистику произведения – конечно, партитуру – безусловно, но все равно остается очень личный аспект отношений исполнителя к композитору.
В вашем Шопене, на мой взгляд, больше маскулинности, меньше нежности, чем у тех пианистов, которых вы любите слушать – Гофмана, Корто.
Я не воспринимаю Шопена как болезненного, робкого человека. Он был болезненным человеком. Но физическое состояние творческой личности не обязательно влияет на его творчество. Если бы влияло, то Бетховен вообще никакой музыки сочинить бы не смог. Поэтому я не считаю, что шопеновская музыка – стопроцентное отражение его реального состояния и обстоятельств, которые складывались вокруг. Более того, есть примеры, когда в жизни композитора происходили важные события, а музыка, написанная в те периоды, совершенно с ними не корреспондирует. Бывает и наоборот. Поэтому мне кажется, что произведение композитора – это музыкальный месседж не от физического тела, а из высших сфер, которые он слышал.
Как составляете программы концертов?
Обычно это обсуждается со всеми участниками. И построение сольных программ – момент сложный для меня, длительный и мучительный процесс. Хочется много чего сыграть, а есть определенные рамки, и не только временные.
Каких еще композиторов любите играть?
Так, чтобы фокус был на какого-то одного композитора, такого нет. В этом сезоне в первый раз сыграла концерт №2 Бартока. До этого играла его мало – сонату и пару миниатюр. Сейчас исполнила впервые большое сочинение. В полном восторге, с энтузиазмом читала про Бартока. И с огромным удовольствием погрузилась в его мир: другой стиль, другое время, другой музыкальный язык. Скоро у меня будет отделение музыки Бетховена с симфонией № 3 – Eroica, с фантазиями. А до этого я играла Скитальца Шуберта, фантастические пьесы Шумана.
Как складывается ваш режим в день концерта?
День, как и любой другой, обычно начинается с кофе, потому что без кофе все очень плохо, медленно и скучно. И, конечно, в концертный день чаще всего бывают репетиции. Если с оркестром, то еще и генеральная репетиция. Иногда неизбежен переезд в другой город. Я стараюсь этого избегать, но во время турне не всегда удается. После репетиции я еще немножко занимаюсь, и потом немножко отдыхаю и прихожу уже в зал, настраиваюсь на концерт. Никаких особенных ритуалов у меня нет. Хотя внутреннее ощущение особенного дня есть уже с утра. Я считаю, что любой концерт – нечто экстраординарное. И то, что я ощущаю в день концерта, не могу сравнить ни с чем другим. У меня нет никакого эквивалента подобному состоянию. Я иногда его сравниваю с тем, как маленькие дети ждут подарки. Они знают, что хотят получить в подарок, но не уверены, произойдет ли это. Вот так и я: знаю, чего жду, но не уверена, придет ли это. Никогда не угадаешь, пока концерт не наступит, насколько воплотится мечта, потому что разные бывают обстоятельства, залы, рояли, самочувствие, погода. Все это не предсказуемо. И здесь есть привлекательный для меня момент, что каждый концерт – разный.
Вы сразу чувствуете зрителей?
Реакцию зала – конечно. Концерт для меня – это не только поток эмоций с моей стороны в зал, но и из зала ко мне. И такой энергетический обмен происходит сразу, чаще всего с первой секунды. Даже еще не начав играть, еще не касаясь рояля, понимаешь, будет что-то особенное на концерте. Бывает, что концерт начинается обычно, а потом превращается во что-то особенное. Это здорово. Я долго выхожу из концерта, успокаиваюсь. После концерта сон не такой крепкий. Требуется время, пока организм остынет. И это тоже нормально. Иногда удается с собой договориться, особенно во время турне, когда идет несколько концертов подряд. Говорю себе: «Завтра концерт, и сейчас надо спать». Иногда получается.
Вы много даете концертов по всему миру. Есть у вас любимый зал?
Много есть очень разных залов, которые мне, нравятся. Главный критерий – акустика, и у каждого зала она своя. Мне нравится, я думаю, это будет неоригинальный ответ, венский Музикферайн. В нем чудесная атмосфера. Есть и более новые залы, например, Suntory Hall в Токио. Я также люблю новый зал им. Пьера Булеза в Берлине, ему года 4–5. Он встроен в бывшее складское помещение Берлинской государственной оперы. У каждого зала разные традиции, но есть те, в которых сразу становится комфортно, там специфическая атмосфера, которая очень вдохновляет.
А что скажите про зал «Зарядье»?
Первый раз в нем выступала, было очень интересно. Много слышала об этом зале хорошего, и про атмосферу, и про акустику, и какая аура. И вообще, зал для меня – это не только акустика – это само собой. Но у каждого зала есть своя душа, своя атмосфера. Вот мне было интересно, какая она в зале «Зарядье».
фото: Лилия Ольховая
